Ученый, не сломленный обстоятельствами

Жизнь и судьба первого советского профессора на Северном Кавказе

Ольга РЕЗНИК

Исполнилось 125 лет со дня рождения Бориса Андреевича АЛБОРОВА – первого советского профессора на Северном Кавказе, ученого-лингвиста, поэта, драматурга, общественного деятеля. Его творческое наследие многогранно. Это и научные труды по языкознанию, фольклору, этнографии, топонимике, истории культуры Осетии, это и пьесы, и стихи, которые писал совсем юный Борис Алборов, будучи еще учащимся городского Николаевского училища во Владикавказе.

Пьесы Алборова ставились на самодеятельной сцене. И это вовсе не удивительно. Ведь будущий профессор был родом из села Ольгинское, где возник первый в Осетии самодеятельный театральный кружок. Для этого же коллектива писала свои драматические произведения первая осетинская писательница и односельчанка Бориса Алборова Роза Кочисова. Кстати, сюжет ее утерянной пьесы «Земля – свидетель, солнце – обличитель» известен сегодня только в пересказе Бориса Андреевича, который восстановил его по памяти своей и тех, кто в свое время видел эту постановку на сцене.

А вот стихотворения Алборова «Думы жениха» и «Думы девушки» были некогда настолько популярны в народе, что в рукописях расходились по рукам, заучивались наизусть совершенно безграмотными юношами и девушками и передавались ими как народные сказания. Очевидно, что произведения юного автора, в которых он выразил социальный протест против закона о взимании калыма и обездоленной участи горянки, были близки простому народу. Как было близко ему и еще одно стихотворение молодого поэта «Нет, не несем больше на горбу ярмо». В 1905-м и 1917 годах оно распевалось повсюду на мотив популярных в ту пору «Вы жертвою пали в борьбе роковой» и «Варшавянки», что тоже, несомненно, свидетельствовало о политическом чутье юного поэта из Николаевского училища.

По окончании в 1906 году училища во Владикавказе Борис Алборов решил продолжить учебу. Он уехал к брату в Киев и там поступил на вечерние общеобразовательные курсы. Через некоторое время сдал экзамен за шесть классов при первой классической гимназии. Однако материальное положение малоземельной крестьянской семьи Алборовых не позволило юноше продолжить образование. И он вернулся в село Ольгинское к родителям, где начал самостоятельно готовиться к сдаче экзаменов на аттестат зрелости экстерном, попутно выполняя все сельскохозяйственные работы по дому. В редкие свободные минуты будущий ученый с неподдельным интересом слушал рассказы односельчан, записывал сказки, предания, песни, то есть все то, что относилось к устному народному творчеству осетин.

1910 год ознаменовался для Бориса Алборова двумя радостными событиями. Весной он успешно выдержал экзамен на аттестат зрелости при Владикавказской классической гимназии, а осенью поступил на историко-филологический факультет Киевского университета. И началась новая, захватывающая, полная неведомых доселе впечатлений студенческая жизнь! Она вмещала в себя очень многое: интереснейшие лекции ученых мужей, научно-исследовательскую работу в области диалектологии и устного народного творчества русского и осетинского народов, работу над курсовым сочинением «Говор станицы Архонской Терской области», дипломную работу «Песни про князя Скопина-Шуйского», первую научную статью, опубликованную в 1912 году в журнале «Хуры тын». И вот что примечательно: уже в первой своей статье автор пытается не только познакомить читателя с грамматической структурой осетинского языка, но и  рассмотреть, определить его место среди других индоевропейских языков, пользуется, пусть пока элементарно, сравнительным методом, которым со временем овладеет основательно и который будет широко применяться им в исследованиях.

Будучи еще студентом университета, Борис Алборов успешно окончил высшие педагогические курсы и получил право на звание учителя средней школы. А осенью 1914 года ему был вручен университетский диплом первой степени, что давало право на подготовку к научной деятельности. Но что самое главное – наконец-то, сбылась заветная мечта Бориса Алборова: он стал преподавателем! По окончании университета три года проработал учителем русского языка и словесности Винницкого реального училища на Украине. А весной 1917-го перебрался на Кавказ, куда все время рвалась его душа, и начал преподавать русский язык и словесность в Моздокском реальном училище. С этого времени всю свою кипучую энергию Алборов отдавал культурно-проссветительной работе. В это время он – член Северо-Осетинского училищного совета, председатель учительского союза по Моздокскому району, председатель культурно-просветительного общества «Рухс». Хорошо понимая значение родного языка, Борис Андреевич добивается введения преподавания осетинского языка для учащихся-осетин в Моздокских средних учебных заведениях.

А еще Борис Алборов – один из организаторов первого Всеосетинского съезда учителей, который открылся 10 июля 1917 года. Сам он на съезде выступал с докладом «Об эволюции осетинских письмен и о примерной осетинской графике». Он также автор текста воззвания и повестки дня съезда.

В первые годы Советской власти, с 1918 по 1920 годы, Борис Алборов – преподаватель осетинского и русского языков и литературы в Северо-Осетинской учительской семинарии во Владикавказе. Он один из тех, кто осуществил преобразование осетинской второклассной женской учительской школы в нормальную учительскую семинарию для юношей и девушек, будучи преподавателем которой, он организовал кабинет осетиноведения и библиотеку.

Двадцатые годы… Они были необыкновенно плодотворными и привнесли в жизнь молодого ученого массу новых впечатлений. Самые яркие из них связаны Христиной Алексеевной Дзагоровой, на которой Борис Алборов женился в 1921 году.

Из воспоминаний Фатимы АЛБОРОВОЙ, дочери Б.А.Алборова

Мои родители поженились в конце 1921 года. Мама была добрым гением отца и его верной помощницей, с которой он всегда делился своими успехами и неудачами. Мама первая узнавала о его исследованиях в науке, которой он истово служил.

Сама она окончила семь классов второй женской гимназии во Владикавказе и дополнительный восьмой в Верхнеудинске (Улан-Удэ), живя в семье брата Губади (Григория), что дало ей право быть домашней наставницей и учительствовать в начальных классах. Впоследствии мама стала преподавателем русского языка и литературы. Она окончила Горский педагогический институт в 1931 году, а с1934-го по 1937-ой была аспиранткой литературного отделения СОНИИ, но не окончила из-за ареста мужа.

Отец истово служил делу, которым занимался, был бескомпромиссен, требователен к себе и окружающим в добывании истины, нетерпим к несправедливости, порой вспыльчив, но всегда непременно доброжелателен.

Прямолинейность отца и вспыльчивость смягчались необыкновенной деликатностью и сдержанностью в эмоциях мамы. Всегда удивительно ровная, она создавала особую атмосферу вокруг себя – с ней всем было легко и удобно. Она была терпима к людским слабостям и терпелива до самозабвения.

Атеистка по убеждениям, она по сути своей была истинной христианкой: никогда не проявляла уныния, никогда никого не осуждала, возможно, даже не позволяла себе плохо думать о тех, с кем ее сводила судьба. Ее любили и уважали коллеги, ученики, а сама она самозабвенно служила семье, заботясь о себе в последнюю очередь… Маму праздной в доме я не помню. Подготовка к занятиям сменялась рукоделием – в чем она была большая мастерица.

Имея надежный тыл, Борис Алборов верой и правдой служил науке. В 1924 году решением Высшей аттестационной комиссии при Государственном ученом совете он был утвержден в звании профессора и стал, таким образом, первым советским профессором на Северном Кавказе. И это по справедливости. Хотя и нечасто сегодня о том вспоминают, но именно Борис Алборов является инициатором и организатором Горского педагогического института, ставшего впоследствии кузницей педагогических кадров высшей квалификации для народов Северного Кавказа, и первого политехнического института на Северном Кавказе, преобразованного позднее в Горский сельскохозяйственный институт. По инициативе профессора Алборова была открыта также консерватория, которая просуществовала во Владикавказе два года. Кроме того, Борис Андреевич принимал самое живое участие в организации во Владикавказе Горского центрального архивного управления, занимался вопросами организации национального издательства, много времени и сил уделял вопросам народного просвещения

В 1922 году Борис Алборов возглавил Горский педагогический институт, одновременно являясь заместителем наркома просвещения Горской республики.

Отзыв ректора Горского педагогического института Михаила ГАДИЕВА о профессоре Б.А.Алборове

Б. А. Алборов за время своего пребывания в ГПИ с 1920г. выявил себя как  энергичный работник и организатор. Благодаря его стараниям, был организован Горский педагогический институт, и только благодаря энергичным представлениям, окончились колебания ГЛАВПРОФОБРа по вопросу быть или не быть Горскому педагогическому институту. И внутри ВУЗа вся первая организационная работа прошла под непосредственным руководством тов. Алборова  Он принимал энергичные меры по  привлечению научных работников с разных концов Союза. Ректором Горского педагогического института состоял 5 лет.

Ректор Горского педагогического института Мих. ГАДИЕВ. 5.03.1930

Наряду с административной деятельностью Борис Алборов вел многогранную исследовательскую работу. Писал программы, учебники и учебные пособия по осетинскому языку для школ и вузов, рецензии на школьные учебники, занимался усовершенствованием осетинской письменности. Доказывал необходимость создания графики на русской основе не только для осетин, но и для всех остальных горских народов: «Из всех алфавитов, легших в основу осетинского, в целях практических самый удобный – русский как алфавит культурного народа, на языке и письменности которого воспитываются осетины в силу исторически сложившихся обстоятельств».

Большое значение имели в тот период работы, освещающие проблемы осетинского языка, такие, как «История осетинских письмен», «Говор осетин-иронцев Моздокского района», «Термин «Хатиагау» осетинских Нартских сказаний», «Термин «Нарт», «Из топонимики горной Оестии». Многочисленные новые статьи появлялись в результате научных командировок ученого – «Первая печатная осетинская книга», «Новые сведения о первой печатной осетинской книге», «Осетинские знаки письма».

Всю свою жизнь, когда была возможность и хватало сил, Борис АЛБОРОВ проводил в различных уголках Осетии.

Но не только на территории Осетии изучал профессор Алборов язык осетин. В 1934 году он побывал в научной командировке в Душанбе Таджикской ССР для изучения ягнобского языка. За десять месяцев пребывания в Таджикистане Борис Андреевич собрал ценный материал не только по ягнобскому, но и по другим иранским языкам. На основании собранных материалов позднее были написаны работы: «Ягнобский язык. Грамматика и тексты», «Фарси-таджико-ягнобо-русский словарь»…

Научные изыскания профессора Алборова не оставались незамеченными. О признании его научного авторитета свидетельствуют и должности, которые он в те годы занимал. В 1925-1926 годах возглавлял Северо-Осетинский научно-исследовательский институт. В тридцатые годы заведовал кафедрой общего и осетинского языкознания и отделением осетинского языка и литературы Горского педагогического института, являлся одновременно членом ученой коллегии и заведующим этнографическим отделом Северо-Осетинского республиканского историко-археологического музея в столице Северной Осетии.

Широким и интересным был в эти годы и круг общения профессора Алборова.

Из воспоминаний Фатимы АЛБОРОВОЙ, дочери Б.А.Алборова

В нашем доме часто бывали Борис Васильевич и Ксения Филипповна Скитские (она носила свою фамилию Пашкевич, о чем я тогда не знала). При появлении Веры Николаевны Газдановой (матери известного теперь Гайто) дом наш наполнялся смехом. Она умело копировала окружающих и была остроумной рассказчицей… Бывали Цоцко Амбалов, Арсен Коцоев, Иван Джанаев, Гагудз Гуриев с женой Ханифой, Андрей Гулуев и преданный папе ученик, которого он приохотил к учению вместо другого рода занятий. С его именем у меня связано слово «абрек». Это Канымат Гутнов. Посещали нас часто Аза Коченова, Афасса Баскаева, Надя Елоева, Катя Кагермазова – певица Радиокомитета, Ефим Александрович Колесников – композитор, организатор ансамбля песни и пляски, а вдохновителем этого ансамбля был отец, но он не пел в нем, как это некоторые думают. Из рассказов я знаю, что в нашем доме бывал композитор Долидзе, приглашенный отцом из Грузии, сочинял «Марш Нартов» и, наигрывая его на пианино, просил детей шагать под музыку вокруг стола.

Из маминых родственников часто бывали дети Сармата и Губади. Сармат Косирати – муж маминой сестры Зины. Журналист, директор Осетинского театра. Я его помню как добрейшего человека, заботливого отца семейства, в котором мы, дети, жили, когда нас надо было изолировать из-за заразного заболевания. Сармат стал первой жертвой из маминых близких, унесенных волной репрессий, нахлынувшей в 1936 году. В нашем доме тогда изменился порядок дня. Раньше родители за обеденным столом обсуждали все, что произошло в институте, а теперь уже этого не было. Обычно после обеда отец отдыхал, а потом работал за своим любимым письменным столом, и на все это время в доме воцарялась тишина. К вечеру дом оживал, когда появлялись посетители. А теперь уже никто не приходил, и необычная вечерняя тишина становилась гнетущей.

Сам Борис Андреевич после увольнения из института и днем, и ночью находился в тревожном ожидании. В 1938 году сталинский молох прошелся и по нему: Борис Алборов был арестован. Как писал он позднее в своей автобиографии, «по оговору двух лжесвидетелей за принадлежность в 1924 году к якобы контрреволюционной националистической организации». По статье 58-2 УК РСФСР Б. А. Алборов был подвергнут лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 8 лет с поражением в правах сроком на 4 года, с конфискацией всего личного принадлежащего ему имущества. Вины за собой он никогда не признавал, ни на кого не возводил напраслину. Вернувшись из лагеря, добивался реабилитации, однако был оправдан только в 1956 году, когда в стране  изменился политический режим.

Из воспоминаний Фатимы АЛБОРОВОЙ, дочери Б. А. Алборова

В июне 1938 года был арестован Губади, а 13 августа ночью пришли и за отцом. Он был спокоен, просил ночного гостя аккуратно укладывать на полки при обыске книги и рукописи. Я слышала смех пришельца в ответ на просьбу отца. Мама перенесла и этот арест сдержанно.

В сентябре она начала работать в новой 22-й школе. Ей повезло – не было желающих работать в старших классах, куда ее назначили еще до ареста отца. Передачи отцу стала носить Мария Ефремовна (вдова старшего брата Б. А. Алборова Георгия – О. Р.). Помню, как она, бывало, возвращалась домой с не принятой ношей, говорила, что для Губади передачу приняли. Тогда же стали доходить слухи, что он все обвинения признал, а отец их отметал, несмотря на показания Губади.

Мама стойко переносила и это испытание судьбы, но внешнее спокойствие давалось ей нелегко. Она знала характер брата и жалела его, понимая, что он не был борцом. Дело было объединено еще с двумя жертвами – Бутаевым и Тлатовым. Осудили их в 1939 году. Губади дали 15 лет, отцу – 8 с конфискацией имущества. Когда пришли за вещами, должны были забрать письменный стол отца, сделанный по заказу в добрые времена. Я помню, что зеленое сукно для стола мама приобрела в «Торгсине» в обмен на свою единственную золотую вещицу. Мама попросила вместо стола забрать зеркальный шифоньер. Увезли шифоньер, книжный шкаф, кресло и атаманку. Отец отбывал ссылку на Северном Урале в поселке Ивдель – «Ивдельлаг». Мама поехала к нему в июле 1940 года. В свидании ей отказали, разрешили только передать привезенные вещи. Но дежурный стрелок, видимо, пожалел ее и позволил им свидание не более получаса.

В лагерях в Свердловской области заключенный Борис Алборов отбывал наказание в нечеловеческих условиях. Поэтому сегодня не перестаешь поражаться его мужеству и выносливости. Борис Алборов даже в экстремальных условиях остался верен себе. В это трудно поверить, но научно-исследовательскую работу он не прекращал, даже находясь в изоляции. Писал работы по русской филологии: «Песни лесорубов», «Ругательные и ласковые слова русского языка», «Происхождение восточнославянских фамильных названий и суффиксов», «Северорусское наречие», «Из методики преподавания русского языка», «Народ «ясы» русских летописей», «Язык русских блатарей». По общему языкознанию и фольклору: «Осетинское «Сафа» и еврейское «Саваоф», «Происхождение слова «Адам», «Культ Озириса у кавказских горцев». По иранской филологии: «Язык осетинских детей», «Происхождение названий месяцев у осетин», «Осетинские народные песни», «Народная религия осетин», «О византийском влиянии на осетинский язык». Всего, пребывая в местах заключения, Борис Алборов написал около 40 работ по специальности.

Профессор АЛБОРОВ в любимом Владикавказе в минуты отдыха.

Особняком в этом списке стоят, пожалуй, произведения ученого, никакого отношения к языкознанию не имеющие, – «Использование бересты для письма и разных поделок» и «Краткое практическое пособие по приготовлению антицинговой хвойной настойки».

Из введении к «Краткому практическому пособию по приготовлению антицинговой хвойной настойки»

По приготовлению противоцинговой хвойной настойки нет популярного пособия, а, между тем, потребность в такого роды пособии огромная, во-первых, потому, что в «Инструкции по приготовлению и применению хвойного настоя», утвержденной начальником санотдела Ивдельлага НКВД Мартоном, не все достаточно ясно, так как изложение рассчитано на специалистов-медиков, а не рядовых заключенных, которым обыкновенно поручается приготовление настоя, во-вторых, потому, что с начала второй Отечественной войны и в связи с этим с некоторыми затруднениями в снабжении населения продуктами питания, особенно же овощами и фруктами, содержащими противоцинговые витамины, ужасная болезнь цинга может развиться не только среди заключенных северных лагерей, но и среди остального населения Союза.

Поразительно, но рабочий трудовых исправительных лагерей МВД Борис Алборов ни на секунду не позволял себе расслабляться. Он составлял план работы на каждый день, который старался неукоснительно исполнять. В свободное от работы время проводил с заключенными занятия по русскому языку. Умудрялся писать научные труды. И так долгих восемь лет, которые он отсидел от звонка до звонка – с 13 августа 1938 года по 13 августа 1946 года.

Из воспоминаний Фатимы АЛБОРОВОЙ, дочери Б. А. Алборова

Светлая полоса жизни наступила в сорок шестом, когда кончился срок ссылки отца, и мы встретили его в Беслане. Вскоре он стал работать в институте, но до  полной реабилитации испытывал гонения.

Из воспоминаний Зарада АЛБОРОВА, сына Б. А. Алборова

После женитьбы мы с женой недолгое время жили в общежитии Лениногорского комбината на рудном Алтае, где я работал инженером. Вскоре приехал папа, и нам предоставили однокомнатную квартиру в деревянном английском доме с печным отоплением. Папа вынужденно покинул Осетию во избежание повторного ареста. Имеется интересный документ за подписью бывшего  ректора Северо-Осетинского педагогического института:

«В бытность мою директором Северо-Осетинского педагогического  института, в 1947г. на Б. А. Алборова поступила ко мне письменная жалоба от преподавателя вверенного мне института на то, что якобы профессор Б. А. Алборов, состоявший тогда завкафедрой общего и русского языкознания, на отрытом заседании лингвистического кружка в прениях допустил выступление, высказав мысль, что  художественному русскому языку следует учиться у актеров, а не у И.В.Сталина по радио, которое может передавать характерную грузинскую дикцию. Несмотря на все мое старание удержать в Институте Алборова, я под давлением извне был вынужден освободить его по собственному желанию».

Радость деда. С внуком Александром Документ датирован 6 ноября 1962 г. Хорошо помню тот день и час, когда отец постучал в двери, и я увидел его с деревянным чемоданом в руке. Из Осетии он уезжал скрытно и спешно, о его приезде нас не предупреждали. Так началась его вторая высылка из Осетии. Вскоре нам дали квартиру из трех комнат в благоустроенном доме, и мы смогли дать папе отдельную комнату. А до этого в старой квартире он размещался в кухне. Папа устроился на работу в горно-металлургический техникум. К сожалению, и тут были неприятности, связанные с клеймом «враг народа».